BaA_1930_OldManOldWoman_flk

Вернуться к списку текстов

Огонньордоок эмээксин олорбуттар үһү.
Ogonnʼordoːk emeːksin olorbuttar ühü.
Жили старик со старухой, говорят.
 
Төрөтөр огото һуоктар.
Törötör ogoto hu͡oktar.
Рожденных детей у них не было.
 
Дьиэгэ олордокторуна уоттара эрэ кытарар, огурдук дьадаҥылар.
Dʼi͡ege olordoktoruna u͡ottara ere kɨtarar, ogurduk dʼadaŋɨlar.
В юрте сидят — только огонь их краснеет, такие бедные.
 
Таһаара тагыстактарына каардара эрэ туртайар.
Tahaːra tagɨstaktarɨna kaːrdara ere turtajar.
Во двор выйдут — только снег их белеет.
 
Туога даа һуоктар.
Tu͡oga daː hu͡oktar.
Ничего у них нет.
 
Арай үптэрэ диэннэрэ һуос һоготок аттаактар.
Araj üptere di͡ennere hu͡os hogotok attaːktar.
Только и богатства — одна-единственная лошадь.
 
Онтон бултанар тэргэттэрэ үс таастаак илимкээннээктэр.
Onton bultanar tergettere üs taːstaːk ilimkeːnneːkter.
А промыслового снаряжения — с тремя грузилами сеть.
 
Онтуларыгар уу курдьагата иилиннэгинэ ону һииллэр үчэһэгэ үөлэн.
Ontularɨgar uː kurdʼagata iːlinnegine onu hiːller üčehege ü͡ölen.
Когда в нее попадет какая-нибудь живность, ею питаются, на рожон насаживая.
 
Арай өлөөрү үөкэйбиттэр, быстаары быакайбыттар.
Araj ölöːrü ü͡ökejbitter, bɨstaːrɨ bɨ͡akajbɨttar.
Вот приходится умирать-пропадать.
 
Онтон огонньоро арай киирбит эмээксинигэр.
Onton ogonnʼoro araj kiːrbit emeːksiniger.
Пошел вот старик к старухе.
 
Дьэ киирэн дьиэбит:
Dʼe kiːren dʼi͡ebit:
Входит и говорит:
 
— Кайа эмээксин үрдүүбүт.
"Kaja emeːksin ürdüːbüt.
"Ну старуха, поднимемся.
 
Каамтарыакпыт һоготок аттаакпыт, һиэкпит баара, онноогор октон өллөкпүтүнэ кэннибитигэр каалыага.
Kaːmtarɨ͡akpɨt hogotok attaːkpɨt, hi͡ekpit baːra, onnoːgor okton öllökpütüne kennibitiger kaːlɨ͡aga."
Пойдем, у нас есть одинокая наша лошадь, надо бы съесть ее, если умрем от голода — после нас [зря] останется."
 
Онуга эмээксин:
Onuga emeːksin:
На это старуха:
 
— Бэйэҥ һанааҥ, — диэбит.
"Bejeŋ hanaːŋ", di͡ebit.
"Сам решай", сказала.
 
— Өлөрдөргүн эрэ һиэкпит!
"Ölördörgün ere hi͡ekpit!"
"Если забьешь, съедим."
 
Эрэ тагыспыт даа өлөрбүт.
Ere tagɨspɨt daː ölörbüt.
Муж вышел и убил [лошадь].
 
Огонньоро һүлбүт, арай тымныы багайы, чыскаан багайы, огонньоро киирбит, киирэн диэбит:
Ogonnʼoro hülbüt, araj tɨmnɨː bagajɨ, čɨskaːn bagajɨ, ogonnʼoro kiːrbit, kiːren di͡ebit:
Старик снял шкуру, очень холодно было, метельно, старик входит и говорит:
 
— Аппыт этин бүтүннүү голомокооммут уҥуор таскайдаан кээс чыыстатын.
"Appɨt etin bütünnüː golomokoːmmut uŋu͡or taskajdaːn keːs čɨːstatɨn."
"Мясо лошади перетаскай все без остатка, до крошки в наше жилище-голомо."
 
Эмээксинэ барытын таскайдаабыт.
Emeːksine barɨtɨn taskajdaːbɨt.
Старуха все перетаскала.
 
Эмээксинэ илиитин иттээри кыммытын огонньор эппит:
Emeːksine iliːtin itteːri kɨmmɨtɨn ogonnʼor eppit:
Когда старуха захотела погреть руки, старик сказал:
 
— Һиэккин, бары иһиккэр һолуургар уута баһан толор, бэлэмнээн баран дьэ аһаар.
"Hi͡ekkin, barɨ ihikker holuːrgar uːta bahan tolor, belemneːn baran dʼe ahaːr."
"Если хочешь есть, во всю посуду, в ведра натаскай воды, после этого поешь."
 
Инньэ гынан эмээксин таксан бары оҥкучагар барыкакаан-нарыгар уу баспыт.
Innʼe gɨnan emeːksin taksan barɨ oŋkučagar barɨkakaːnnarɨgar uː baspɨt.
Тогда старуха, выйдя, во всю посуду натаскала воды.
 
Арай бүтэһик һолуургакаккакаанын эгэлээри гыммыта, аана катыылаак.
Araj bütehik holuːrgakakkakaːnɨn egeleːri gɨmmɨta, aːna katɨːlaːk.
Когда последний котелочек принесла, дверь заперта, оказывается.
 
— Кайа, огонньор, ааҥҥын ас, үлүйээри гынным, — диэбит.
"Kaja, ogonnʼor, aːŋŋɨn as, ülüjeːri gɨnnɨm", di͡ebit.
"Ну, старик, открой дверь, замерзаю", сказала.
 
— һуука кыыһа, каарга кампы бырак, — диэбит.
"Huːka kɨːha, kaːrga kampɨ bɨrak", di͡ebit.
"Сукина дочь, брось [ты его] на снег", сказал.
 
Эмээксинэ баа һолуурчагын быраан баран дьэ тоҥон өлөөрү гынар.
Emeːksine baː holuːrčagɨn bɨraːn baran dʼe toŋon ölöːrü gɨnar.
Старуха, бросив тот котелок, совсем замерзает.
 
Эмээксинэ балаганын үрдүгэр таксан кыымкааннар таксыыларыгар онно илиитин иттэр.
Emeːksine balaganɨn ürdüger taksan kɨːmkaːnnar taksɨːlarɨgar onno iliːtin itter.
Взобравшись на балаган, старуха стала греть руки о теплый дым.
 
Арай эрин көрбүтэ, атын һамагын ылан баран алчайан баран һачалана олорор.
Araj erin körbüte, atɨn hamagɨn ɨlan baran alčajan baran hačalana oloror.
Вот смотрит на мужа. ‎‎А тот, ухватив круп лошади, сидит, расставив ноги, и отделяет жир от кишок.
 
Ол иттээри гынар эмээксинин илиитин үчэһэннэн быһыта кэйэр.
Ol itteːri gɨnar emeːksinin iliːtin üčehennen bɨhɨta kejer.
И рожном начинает колоть руки старухи, протянутые к теплу.
 
Онтута ытыы-ытыы һиргэ түһээктээн баран мастыыр һиркээн диэг ытыы-ытыы каама турар.
Ontuta ɨtɨː-ɨtɨː hirge tüheːkteːn baran mastɨːr hirkeːn di͡eg ɨtɨː-ɨtɨː kaːma turar.
Та с плачем спускается на землю, и, плачарыдая, идет к тому месту, где рубят дрова.
 
Дьэ онно тиитикун мас төрдүгэр һытаары гыммыт, һытаары гыммыт, тымныы титириир һүрэгэр киирэр.
Dʼe onno tiːtikun mas tördüger hɨtaːrɨ gɨmmɨt, hɨtaːrɨ gɨmmɨt, tɨmnɨː titiriːr hüreger kiːrer.
Вот там под маленьким деревцем хочет улечься, дрожь от мороза пробирает до сердца.
 
Ол һыттагына айдаан бөгө иһиллибит, таба үүрэртэн таба үүрэр энин багайы.
Ol hɨttagɨna ajdaːn bögö ihillibit, taba üːrerten taba üːrer enin bagajɨ.
Когда так лежала, сильный шум послышался: то ли гонят оленей, то ли что-то другое.
 
Ол коту дьэ барар бу эмээксин.
Ol kotu dʼe barar bu emeːksin.
Старуха идет в ту сторону.
 
Ол баран, айыы даганы, ыйы бүөлүүр ыыс туман табага, күнү бүөлүүр кудэн туман һүөһүгэ тийэр.
Ol baran, ajɨː daganɨ, ɨjɨ bü͡ölüːr ɨːs tuman tabaga, künü bü͡ölüːr kuden tuman hü͡öhüge tijer.
Так идя, о диво! к оленям, густым туманом [дыхания] месяц закрывающим, к скоту, легким туманом [дыхания] солнце застилающему, приходит.
 
Бу эмээксиниҥ дьиэни көрдөөн бу табаны тэлэригэр икки энээрэ элэйэн каалбыт.
Bu emeːksiniŋ dʼi͡eni kördöːn bu tabanɨ teleriger ikki eneːre elejen kaːlbɨt.
Когда эта старуха в поисках жилья пробиралась через стадо, обе полы ее одежды вконец истерлись.
 
Арай алыыны тобус толору ураһа дьиэ тутуллан турар.
Araj alɨːnɨ tobus toloru uraha dʼi͡e tutullan turar.
Вдруг видит: в низине поставлено полным-полно урас.
 
Улакан мыйаа дьиэ кэллэ, бу дьиэгэ, манна дьэ кас уон киһи быһа өлбүгүнэ, буолага һубуруйан турар.
Ulakan mɨjaː dʼi͡e kelle, bu dʼi͡ege, manna dʼe kas u͡on kihi bɨha ölbügüne, bu͡olaga huburujan turar.
Огромное жилище стоит, около него, каравана из несколько десятков нарт стоит.
 
Инньэ гынан баа эмээксин баа дьиэни арыйа оксубут.
Innʼe gɨnan baː emeːksin baː dʼi͡eni arɨja oksubut.
Старуха открыла этот чум.
 
Одуулаан көрбүтэ — ибис иччитэк, киһитэ һуок.
Oduːlaːn körbüte — ibis iččitek, kihite hu͡ok.
Оглядела: совсем пусто, людей нет.
 
Бары күөс күөстэнэн турар, бары ас астанан турар, таас кырабааттар бүтүннүү оннук тэргэттээк дьиэ турар.
Barɨ kü͡ös kü͡östenen turar, barɨ as astanan turar, taːs kɨrabaːttar bütünnüː onnuk tergetteːk dʼi͡e turar.
Все котлы с варевом на огне кипят, вся еда приготовленная стоит, везде каменные кровати — с таким убранством чум стоит.
 
Ол эмээксин киирэн аһаабатагын аһыыр, һиэбэтэгин һиир, нуучча даа аһа үгүс, тыа даа аһа үгүс.
Ol emeːksin kiːren ahaːbatagɨn ahɨːr, hi͡ebetegin hiːr, nuːčča daː aha ügüs, tɨ͡a daː aha ügüs.
Та старуха, войдя, то, что никогда не едала, ест, то, что никогда не пробовала, пробует, и русской еды много, и долганской еды много.
 
Бу эмээксин һуунан-тараанан баран үүс-киис таҥаһы таҥнан кээспит.
Bu emeːksin huːnan-taraːnan baran üːs-kiːs taŋahɨ taŋnan keːspit.
Эта старуха, умывшись-причесавшись, в соболиные меховые одежды оделась.
 
Бу тулкары туок даа киһитэ биллибэт.
Bu tulkarɨ tu͡ok daː kihite billibet.
За все это время ни один человек не появился.
 
Үс күнү мэлдьи туок даа киһитэ биллибэт.
Üs künü meldʼi tu͡ok daː kihite billibet.
Три дня с тех пор никого не было.
 
Арай киэһэ буолуо даа үөлэһинэн кур киһи мэйиилэрэ туһэллэр.
Araj ki͡ehe bu͡olu͡o daː ü͡ölehinen kur kihi mejiːlere tuheller.
Только как вечер настанет, через дымоход старые человеческие черепа сыплются.
 
Олору "тэһиҥ-буһуҥ!" [тэһитэ бар] диидии тэһитэ үктүүр, олоро һир диэг һимиттэн иһэллэр.
Oloru "tehiŋ-buhuŋ" [tehite bar] diːdiː tehite üktüːr, oloro hir di͡eg himitten iheller.
Их со словами: "Тресните-провалитесь!" топчет, и те в землю уходят-пропадают.
 
Эмээксин хаһ уон туккары олорбут, табата канна даа камнаабат, аттара һубу көрдүк һытыллар, балыктара һубу бултаммыт курдук һылльар.
Emeːksin kah u͡on tukkarɨ olorbut, tabata kanna daː kamnaːbat, attara hubu kördük hɨtɨllar, balɨktara hubu bultammɨt kurduk hɨllʼar.
Старуха, может, несколько десятков лет так прожила; олени ее никуда не разбегаются, лошади тут же лежат, рыба — будто только что наловлена.
 
Эмээксин онон байан-тайан һуоч һоготок олорор.
Emeːksin onon bajan-tajan hu͡oč hogotok oloror.
Так старуха в богатстве и достатке живет одна-одинешенька.
 
Инньэ гынан эмээксин дуумата кэлбит.
Innʼe gɨnan emeːksin duːmata kelbit.
Наконец, старуха вот что придумала:
 
"Оголоор, мин олоруоктаагар огонньорум ыратыгар билсэ барыак баарым".
"Ogoloːr, min oloru͡oktaːgar ogonnʼorum ɨratɨgar bilse barɨ͡ak baːrɨm."
"Э, чем вот так сидеть, пойти проведать бедного своего старикашку надо бы."
 
Үһүс һылыгар огонньоругар бараары таҥынна.
Ühüs hɨlɨgar ogonnʼorugar baraːrɨ taŋɨnna.
На третий год оделась, чтоб пойти к старику своему.
 
Кэлиэби быһыталаан баран ылла.
Keli͡ebi bɨhɨtalaːn baran ɨlla.
Нарезала и взяла хлеба.
 
Ол гынан баран кыыл һыатын илдьиэһи.
Ol gɨnan baran kɨːl hɨ͡atɨn ildʼi͡ehi.
После этого еще жир дикого [оленя] взять решила.
 
Инньэ гынан баран огонньоругар барда.
Innʼe gɨnan baran ogonnʼorugar barda.
После этого отправилась к своему старику.
 
Бу баран баран огонньорун голомотугар тийбит.
Bu baran baran ogonnʼorun golomotugar tijbit.
Шла-шла и пришла к голомо своего старика.
 
Арай туоккаан ду һуок, бүтүннүү барыта тибиллэн һуулан каалбыт.
Araj tu͡okkaːn du hu͡ok, bütünnüː barɨta tibillen huːlan kaːlbɨt.
Оказалось, ничего нет, все снегом заметено, развалилось.
 
Ол да буоллар үүлэһигэр ыттыбыт.
Ol da bu͡ollar üːlehiger ɨttɨbɨt.
Но все-таки подобралась к дымоходу.
 
Арай ачаагын түгүрүччү үс түүлээк күрдьэгэ буолан дьаабылана һытар, атын кара туйагын гытта бүттэһин эрэ ордорбут атын гиэнин.
Araj ačaːgɨn tügürüččü üs tüːleːk kürdʼege bu͡olan dʼaːbɨlana hɨtar, atɨn kara tujagɨn gɨtta büttehin ere ordorbut atɨn gi͡enin.
Около очага лежит [старик], превратившись в безобразного червя с тремя волосами, от лошади только черные копыта и голенные кости остались.
 
Маагыҥ кубулуйбут обуойа үһү.
Maːgɨŋ kubulujbut obu͡oja ühü.
Вот кем оборотился, говорят.
 
Ол иһин өлүмээри кубулуйбута үһү.
Ol ihin ölümeːri kubulujbuta ühü.
Чтобы не умереть, оборотился, говорят.
 
Дьэ ону баа килиэбинэн быракпыт.
Dʼe onu baː kili͡ebinen bɨrakpɨt.
Вот в него хлебом бросила.
 
Маны түрдэс гыммыт даа эппит:
Manɨ türdes gɨmmɨt daː eppit:
На это, покорежившись, сказал:
 
— Баа оһогум буора һытыарымаары гыммыт, — диир.
"Baː ohogum bu͡ora hɨtɨ͡arɨmaːrɨ gɨmmɨt", diːr.
"Глина, [отколовшаяся] от печи, не дает лежать."
 
һыаннан быракпыт.
Hɨ͡annan bɨrakpɨt.
Жиром бросила.
 
— Ыч-ча, коҥурактар түһэннэр һытыарымаары гыннылар.
"ɨčča, koŋuraktar tühenner hɨtɨ͡arɨmaːrɨ gɨnnɨlar."
"Ой, падающие комья снега не дают лежать."
 
Эмиэ быракпыт.
Emi͡e bɨrakpɨt.
Опять бросила.
 
Маны кирэн көрбүт — һыа эбит.
Manɨ kiren körbüt — hɨ͡a ebit.
Попробовал это погрызть - оказывается, сало.
 
Ону: — Таҥара, таҥара, чочумчакээн, — диэбит.
Onu "taŋara, taŋara, čočumčakeːn" di͡ebit.
На это: "О, тангара, тангара, еще немного", сказал.
 
— Кайа, огонньор, ааҥҥын арый, — диэбит эмээксинэ.
"Kaja, ogonnʼor, aːŋŋɨn arɨj", di͡ebit emeːksine.
"Ну, старик, открывай же дверь", сказала старуха.
 
Аанын арыйан обуойдаммыт.
Aːnɨn arɨjan obu͡ojdammɨt.
Двери все же открыл.
 
Эмээксин аһатан баран дьиэтигэр илпит.
Emeːksin ahatan baran dʼi͡etiger ilpit.
Старуха, его накормив, к себе домой увела.
 
Бу дьиэтигэр илдьэн һууйан-тараан баран танныбатак таҥаһы таҥыннаран баран таас кырабаакка олордон кээспит.
Bu dʼi͡etiger ildʼen huːjan-taraːn baran tannɨbatak taŋahɨ taŋɨnnaran baran taːs kɨrabaːkka olordon keːspit.
Вот, приведя домой, умыла-причесала его, одела в одежды, которых никогда не носил, и посадила на хрустальную кровать.
 
Ол гынан баран чаай иһэрпит, онтон эт күөс которбут, һыалаак мини кытыйага которбут.
Ol gɨnan baran čaːj iherpit, onton et kü͡ös kotorbut, hɨ͡alaːk mini kɨtɨjaga kotorbut.
После этого напоила чаем, а потом мясо выложила, жирный навар в миску налила.
 
Инньэ гынан көмүс луоску, биилкэ уурбут.
Innʼe gɨnan kömüs lu͡osku, biːlke uːrbut.
Сделав так, золотые ложку, вилку положила.
 
Арай луоскутунан иһээри гыммыт:
Araj lu͡oskutunan iheːri gɨmmɨt:
И вот, собираясь зачерпнуть ложкой, сказал:
 
— Кайа ба-ба, луоскум дьогус, улакан пабарааҥкыта дуу, комуоста дуу эгэл, — диэбит.
"Kaja ba-ba, lu͡oskum dʼogus, ulakan pabaraːŋkɨta duː, komu͡osta duː egel", di͡ebit.
"Что такое, ложка-то моя мала, большую поварешку или ковш подай", сказал.
 
Маагыта, комуос багайыта туттаран кээспит.
Maːgɨta, komu͡os bagajɨta tuttaran keːspit.
Та ему большой ковш подала.
 
һыалаак мини баатынан "һууп" гыммыт.
Hɨ͡alaːk mini baːtɨnan "huːp" gɨmmɨt.
Жирный навар из него втянул с шумом в рот.
 
Маныака дьэ чачайар дии.
Manɨ͡aka dʼe čačajar diː.
Тут поперхнулся.
 
Дьэ онтон чачайабын диэн дьэ утуруктуур дии, таас олбогун быһа утуруктуур даа онон үс булуус һири тобулу туһэн каалар.
Dʼe onton "čačajabɨn" di͡en dʼe uturuktuːr diː, taːs olbogun bɨha uturuktuːr daː onon üs buluːs hiri tobulu tuhen kaːlar.
Поперхнувшись, издает громкий звук и, пробив насквозь хрустальную кровать, в ту дыру через в три слоя промерзшую землю проваляется.
 
Эмээксинэ туок буолуогай, кайдак олорбута даа огурдук биэк-биэк олорор.
Emeːksine tu͡ok bu͡olu͡ogaj, kajdak olorbuta daː ogurduk bi͡ek bi͡ek oloror.
Как жила, так и весь век живет.
 

Вернуться к началу текста

Вернуться к списку текстов